Потребности человека, естественные и искусственные

Рубли-копейки, счеты-расчеты, кому это интересно?!

Однако домашняя экономика никак не отделима от материй более сложных, чем примитивные расчеты денег от получки до получки. Экономика тесно связана с тем, что мы именуем жизненными потребностями, от них во многом зависит удовлетворение и самых насущных материальных желаний, и развитие высоких духовных запросов.

«...Люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д. ...»— писал Ф. Энгельс (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 350). Более того, без перечисленных житейских условий человек не может создать семью. Так что высокомерие к бытовым нуждам — либо притворство, либо легкомыслие, густо замешанное на паразитизме, не ведающем, где и как произрастают булки, откуда берутся вещи и для чего надобны деньги.

Однако существует и другая крайность в отношениях людей к бытовым проблемам: когда только деньгами и вещами, едой, питьем и квадратными метрами жилья измеряются все жизненные ценности, даже достоинства жениха или невесты. Найти разумную, человечную и нравственно оправданную меру и в этой сфере семейной жизни — задача, разрешение которой ищут долгие века ученые, мыслители, экономисты и моралисты. Естественно, что мы не в состоянии будем на ограниченном пространстве этого раздела книги вникнуть во все сложности домашней экономики. Но попробовать понять основные механизмы, которыми она управляется, и способы разумного построения собственного маленького хозяйства, нам необходимо.

Совместная жизнь молодоженов начинается со свадьбы. На этом торжестве уже очевидно проявляются материальные потребности и возможности двух семей. Вот родня невесты лихорадочно бегает по магазинам, комиссионным, по ателье в поисках какого-то особого материала на свадебное платье. Спросите в такой момент мать девушки, что она ищет и чем ей не по вкусу то, что лежит на прилавке или предлагается в ателье.

— Такое-то добро у каждого может быть. А мы хотим, чтобы у нас было лучше, чем у соседей и знакомых.

Приглашаются в ресторан десятки, а в некоторых регионах и сотни гостей, родственников, друзей, знакомых, с кем в иные времена едва здороваются или вовсе не знаются. Зачем? Одни для того, чтобы с большим числом людей разделить семейную радость, потому как известно: радость разделенная прибывает, а горе — убывает. Другие раздувают событие, чтобы продемонстрировать свои имущественные возможности, широту и размах натуры («Пусть не думают, что нам жалко для собственного дитяти денег»).

Это в городе. В деревне свои критерии того, как должно и прилично справлять свадьбу, а мотив расходов, масштаб празднества один и тот же: чтобы было, как минимум,— не хуже, чем у других и, как максимум,— лучше.

В этом, как в капле воды, отражается сложный спектр чувств, стремлений, желаний, которыми руководствуются члены семейства, когда они строят свои материальные отношения и способы их удовлетворения.

Цели и средства. Как видите, снова мы упираемся в эти основополагающие понятия, которые и в чисто материальной сфере определяют наши успехи и поражения, благосостояние тела и души или разбазаривание всего семейного благополучия.

Цель совместного хозяйства объяснит и ребенок: оно требуется, чтобы утолить голод, жажду, чтобы не ходить босым и голым, чтобы было тепло и удобно, по возможности уютно и красиво, чтобы в этих условиях растить и воспитывать потомство, набираться сил, здоровья для трудов праведных. Потребности, которые здесь перечислены, именуются витальными, т. е. жизненными, от латинского слова «вита» (жизнь). Иначе их еще называют естественными. А вот способы их удовлетворения и масштабы их расширения могут быть разумными или неразумными, искусственными и даже извращенными, вызванными не насущными нуждами, а исключительно соображениями самолюбия: вот этим самым — чтобы «как у всех», «не хуже других», «лучше других».

Голод. Он удовлетворяется пищей простой, незамысловатой, не требующей особых ухищрений с приготовлением, сложной и дорогостоящей сервировки. Аппетит.— уже совсем иное дело: он требует порядка, искусства, разнообразия. Есть еще и гурманство, т. е. особое пристрастие к еде. Тут еда становится культом, ей подчиняются все прочие желания. Иногда такое пристрастие оборачивается болезнью — обжорством, с полным нарушением и физических процессов, и моральных установок. Своего рода наркомания. Бывали случаи, когда «проедались» целые состояния.

О питье речь та же. Естественную жажду утолить проще простого: ладошка, подставленная под струю ручья, вот и «покуда», вот и отрада. В деревне колодец, ковш, самовар и чашка. В городе стакан и водопровод. Дальше — чайник и заварка: то ли из доморощенных трав, то ли из заморского чая. Или домашний квас, морс, сок... А дальше все, как с едой. Потребности возрастают, а с ними расходы: такой-сякой чай, кофе, шипучие, крашеные, престижные лимонады, «колы», тоники. Затем неестественные, привитые человеку дурными примерами потребности в алкогольных напитках, самых-самых изысканных или, напротив, самых-самых крепких, хоть и нечистых, отравляющих организм, разрушающих ум и личность.

Одежда-обувь. И здесь та же картина: когда-то возникшая с целью обезопасить тело от холода, от ранений и царапин, защитить от ветра и солнца и потому, действительно, естественная, она с развитием цивилизации приобрела дополнительное, искусственное значение: знака, символа принадлежности человека к определенному роду-племени. Со временем она все больше превращалась в своеобразную зримую анкету: кто сей человек, из какой страны, какой нации, беден или богат, а еще — как воспитан, развит ли вкус, привержен ли общим правилам или действует сам по себе. Короче, «по одежке встречают». И по сию пору бытует такой принцип. И здесь нет ничего противоестественного.

Но одежда для некоторых людей становится всепожирающей страстью, способом самоутверждения. Впрочем, так же как и другие предметы обихода: и сами дома, и их утварь, средства передвижения, произведения искусства, средства передачи информации, художественные произведения... Возникла давно и до сей поры существует многозначность вещного мира. И порой, вместо того чтобы занимать подобающее им место, средства существования — вещи становятся целью.

Такая тенденция закрепилась с разделением человеческого сообщества на разные кланы, группы, классы. Сами определения «имущие классы» и «неимущие» вбирают это основное различие людей, во всем прочем нередко ничем друг от друга не отличающихся. При этом материальное воплощение преимуществ может быть самым разнообразным и несопоставимым: от каких-то особенных ракушек у полинезийских дикарей — до сокровищниц Великих Моголов, ломящихся от золота и драгоценных камней; от дымного, но украшенного шкурами песца чума богатого камчадала — до пышных дворцов европейских владык. Да и внутри одного племени, одной нации всегда были свои градации, свои ступени богатства и бедности.

У всех народов постепенно установилась власть имущих. Отсюда прочно сложившееся представление о вещах, как о зримых знаках социального преимущества и преуспевания, силы и власти. Такой взгляд в течение многих веков не удавалось одолеть ни пророкам, ни философам, ни поэтам, без устали атаковавшим эту твердыню-крепость, разделяющую людей на враждующие лагери.

Давайте вспомним реакцию русского общества на призыв и попытку Льва Толстого разрушить имущественные барьеры. Что особенного сделал граф? Стал пахать, ходить в простой полотняной одежде, спать на жестком ложе, ходить босиком или в сапогах собственного изготовления, есть простую пищу. И уверял, что самый здоровый образ жизни — и физически, и нравственно — тот, который ведет труженик — крестьянин. Какую бучу вызвала эта «причуда» знаменитого писателя у имущих! Хотя миллионы россиян жили именно так, никого это не волновало и не шокировало. Но как можно смешать образ жизни разных социальных слоев?! Это же самая настоящая революция!

Теперь-то мы знаем, что писатель действительно ратовал за здоровый режим и образ жизни. Но ведь и понятие здоровья тоже категория социально значимая. Одно дело добытое и сохраненное своим трудом и собственными усилиями, а другое — врачебным уходом, усилиями прислуги, лечением на водах и другими средствами, опять же даруемыми имущественным превосходством. Получается, что человек, зараженный классовыми предрассудками, готов отвернуться от всего, что ему в пользу, лишь бы не уподобиться своему собрату, стоящему на нижней ступени социальной лестницы.

С этой позиции становится понятным гневное беспокойство российской верхушки (и даже членов семьи самого Льва Толстого— его жены, например, Софьи Андреевны): если имущие в быту будут жить точно так, как неимущие, то зачем все их преимущества — все эти звания, чины, деньги и ценности? А без них немыслимо утверждать свою власть над теми, кто всегда считался рабочим скотом.

Вот какие революционные последствия виделись аристократии в таком внешне простом акте, как еда и одежда великого человека.

Вещи — знаки отличия. Это свое качество они порой сохраняют и поныне, отравляя родственные, дружеские, товарищеские отношения. И в то же время вещи позволяют проявиться нашей профессиональной, художнической фантазии, нашему стремлению к совершенствованию быта, к комфорту и красоте.

Историческое развитие человечества в сфере материальных потребностей идет от естественных, простых, здоровых форм ко все более усложненным, во многом искусственным. В развитых странах люди все дальше уходят от необходимых продуктов и вещей к избыточным и престижным, «знаковым». Происходит это в прямом согласовании с развитием человека: от существа в основном биологического к существу социальному, для которого законы общества становятся основными законами.

Вот как воспринимали эту эволюцию потребностей философы-просветители: они считали, что человек, самой природой созданный таким образом, что не может останавливаться в

своей деятельности, в любознательности, в стремлении к новизне, удовлетворив естественные потребности, он бывает вскоре вынужден создавать себе совершенно новые потребности или, вернее, его воображение делает старые потребности более утонченными. «Естественные потребности» неизбежно заменяются потребностями, которые мы называем мнимыми или условными; последние становятся столь же необходимыми для нашего счастья, как и первые.

Марксистская философия вскрыла нерасторжимую связь-зависимость потребностей личности от всего общественного развития и прежде всего от развития общественного производства. И действительно, мы можем получить в собственное распоряжение только такие вещи, услуги, которые люди научились создавать. К примеру, что проку было бы далеким нашим предкам испытывать потребность в горячем супе, вареных овощах, коли еще не были открыты и созданы огнеупорные материалы, в которых и стало возможным варить разнообразную пищу. Да они, наверное, и не испытывали подобной потребности. Скорее, она и возникла лишь после того, как были открыты новые материалы, появилось искусство изготовления посуды.

Сейчас уже трудно определить, что рождалось прежде: потребность в вещах или производство их, которое нередко «провоцировало» потребность. Возьмем для примера такие ультрасовременные предметы, ставшие для большинства из нас необходимыми, как радиоприемники, телевизоры и телефоны. Они призваны удовлетворять естественные наши стремления к общению, к получению новой информации, новых впечатлений, интересного зрелища и развлечений. Но кто из нынешних бабушек и дедушек воображал, что получат именно такие средства утоления своей вечной жажды новизны? Кто взывал к ученым: создайте для нас такие аппараты, без них нам жизнь не в жизнь?

Еще несколько десятилетий назад доступ к этим благам цивилизации был открыт лишь незначительному числу людей. Эти аппараты были символами социального преуспевания. Теперь они — обычные элементы нашего быта. Около 90% семей в нашей стране располагают телевизорами и еще больше — радиоприемниками. Отстает пока что телефон, но тоже, наверное, не долго остается ждать максимальной телефонизации городов, потом и деревень. А может, возникнут новые средства связи. Кто знает?

Но давайте раскрутим назад, как кинопленку, процесс возникновения этих вполне материализованных желаний и сложные пути их удовлетворения.

Пытливые умы ученых должны были прежде проникнуться потребностью открыть способ передачи информации на расстояние. Когда были достигнуты очевидные успехи, потребовалось создать опытные и мелкосерийные производства, поскольку для крупномасштабных еще не были созданы предпосылки и условия: не было ни промышленных возможностей, ни рыночного спроса.

Понадобилось развить добывающую промышленность, поставляющую различное сырье и материалы, расширить и оснастить новым оборудованием обрабатывающую промышленность, а для всех сопутствующих производств разработать научно-технические данные и, естественно, повысить уровень управления всем многоступенчатым механизмом производства.

Решение столь сложных экономических, производственных и научных задач потребовало огромного числа специалистов разного профиля и достаточно высокой подготовки. Без среднего образования, которым бы располагала многомиллионная армия работников, ни одна из отраслей не смогла бы сделать подобного рывка. Только на основе всеобщего среднего образования и всевозрастающего специального (среднего и высшего) осуществим прогресс в любой сфере современного хозяйства.

Значит, надо было еще и сориентировать молодежь на получение специального образования, возбудить в ней потребность к труду именно по такой специальности. Возбудить, по сути, духовную потребность в производстве вполне материальных ценностей, которые призваны служить удовлетворению духовных же потребностей миллионов наших сограждан... Вот какой круговорот в природе наших потребностей и способов их реализации совершается сплошь и рядом. И заметьте, сколько раз мысль воплощается в вещи и, наоборот, вещи стимулируют появление новой идеи. Все, что мы создаем и потребляем, марксисты называют «овеществленными отношениями» человека к природе, к другим людям и к самому себе.

Исходя из такого убеждения, мы и начали разговор о домашней экономике с выяснения отношений. И здесь законы, действующие на пространных площадях страны и на крохотном плацдарме семейной жилплощади, проявляют себя сходно. И один из законов, действующих в нашем обществе — это закон о постоянном возвышении потребностей, а соответственно о постоянно возвышающемся производстве.

— Но разве возможно исполнить все фантазии, все мечты и потребности человека, если они не имеют границ и меры? Кто и каким образом может их регулировать?

У первобытных людей регулятором их желаний выступала природа, как и у животных. Она учила своих детей: не бери больше, чем надо для поддержания жизни, в другой раз не получишь и необходимого. Будешь переедать — зверя не догонишь или сам от него не убежишь. Будешь голодать — то же самое. Не запасешься едой впрок — помрешь в пору непогодья и бескормицы. Все животные — запасливы: кто под кожу жирок закладывает, кто в норки, в соты добро собирает, а кто и пасет свой корм, вроде муравьев, дельфинов. Пока все распределение благ решалось собственной силой человека, его ловкостью, сообразительностью, люди жили по законам, так сказать, экологической справедливости и целесообразности. Законы эти закрепились в нравственных принципах, характерных для жителей данного региона. К примеру, для обитателей мест, где природа щедра и благодатна, где можно без особых усилий добыть себе пропитание, не было нужды в развитии особой бережливости, не было надобности городить и сложное хозяйство, создавать особую утварь, строить капитальные здания. В таких регионах медленнее развивалось производство вещей и технической оснастки, которые остро необходимы в краях с более суровыми климатическими условиями. У народов северных зон, в особенности там, где каждый клочок земли поливается потом и кровью земледельца, отношение к земным плодам, естественно, было иным, чем в странах, где финики и бананы сами падали в рот. Оттого северяне бывают более бережливыми, запасливыми, расчетливыми, но и более хваткими, инициативными в добывании средств существования.

Отношение к материальным ценностям определялось еще и плотностью населения, размерами жизненного пространства. Скажем, в тундре, тайге, пустыне, в труднодоступных горных местностях, в глухих деревнях, где встреча с чужим человеком счастливая (или опасная) редкость, гость — священная личность. Ему все: тепло, почет, лучший кусок, дорогой подарок.

С появлением городов появилась и иная установка. Здесь, как говорится, на каждый чих не наздравствуешься и каждого, стучащего в твою дверь, не ублажишь.

Вам не в новость слышать разговоры о национальных особенностях быта у каждого народа: одни нации отличаются щедрым гостеприимством, другие более прижимисты. Некоторые с охотой высмеивают собственную скупость, как, к примеру, иронизируют на свой счет финны и жители города Габрово в Болгарии. Традиционное отношение к материальным ценностям сказывается во всем жизненном укладе и не может не влиять на характер подрастающего поколения, даже если это поколение в школах, книгах, кино встречается с совершенно иными установками на этот счет. Нередко в городской семье царят деревенские порядки, коли ее предки недавно покинули прежнее место обитания. И восточные традиции сохраняются в семьях, давно переселившихся в западные республики, и т. д.

Правда, если проанализировать наиболее распространенные принципы, укоренившиеся в сознании и поведении людей разных народов, то можно обнаружить и нечто их объединяющее. Моральные заповеди, повелевающие добывать хлеб свой в поте лица своего, не красть чужого, не завидовать неправедному богатству, помогать ближнему своему, можно встретить во многих сказках, мифах, песнях южан и северян, жителей западного и восточного полушарий. Жадность, хвастовство богатством — самые страшные пороки, которые всегда посрамляются и наказываются в сказках. Имущий, в народном представлении, всегда хуже, глупей умеющего, но бедного, хотя именно богач стал на тысячелетия хозяином положения. Умеющий — соавтор природы, ее поверенный, ему служат солнце, ветер и вода, звери и птицы, вещи и машины.

Труженику всегда известна подлинная стоимость продукта, товара, как они достаются их создателям, насколько от них зависит жизненное благополучие людей.

Крестьянская семья в России, например, обычно к еде относилась, как к священнодействию: был свой торжественный ритуал, с которым домочадцы принимались за трапезу. «Хлеб — всему голова», «хлебушко-батюшко» — каких только ласковых названий ни давал народ хлебу насущному, добрых прозвищ кормилицам — коровам, курам-несушкам. Точно так же труженики относились к своему дому и ко всякой утвари: ничего зря не бросали, не ломали — берегли.

Однако... народ же исповедовал вроде бы противоположную истину: «Не хлебом единым жив человек». И не щадили живота своего, не то что имущества, когда приходила общая беда. Ради свободы, чести и достоинства, верности идее не раз жертвовали всем достоянием, накопленным тяжкими усилиями. Многочисленные примеры этому найдутся в истории любого народа.

Кроме высших духовных потребностей, людям всегда были ведомы и простые житейские радости, которые дают рукотворная красота труда, общение с родичами и друзьями. И нередко получалось так, что утоление естественных материальных потребностей облекалось в праздничную форму, становилось фактом искусства. К примеру, народ каждое трудовое действие сопровождал играми, торжествами, будь то начало или завершение сева, жатвы, сенокоса или возведение новой избы, забивание скота или, напротив, приобретение буренки. Всякий праздник имел свое «вещественное» и «пищевое» воплощение.

Надо признать, что искусство вообще родилось и выросло на трудовой и хозяйственной основе. Вслушайтесь в песни своего народа, в них то и дело встречается перечень полевых работ, беседы с домашними животными, с полем и лесом. Вглядитесь в национальные танцы, и вы увидите, насколько они повторяют многие рабочие движения и ритмы: на охоте и на пашне, за прялкой и шитьем. Первыми художниками, скульпторами, архитекторами были безвестные строители и украшатели жилых домов и всей их утвари.

Так что потребность в духовной пище, в этих нематериальных ценностях такая же врожденная и неистребимая в человеке, как и потребность в удовлетворении телесного голода. И определенное время их никто не разделял, как неразделен был их создатель и потребитель — простой труженик.

Постепенное, все возрастающее разделение труда развело по разные стороны создателей и их продукцию, быт и искусство, опыт и науку. Любое производство нынче расчленено на множество процессов, которыми занимаются сотни и тысячи порой никак между собой не связанных людей. Несомненным благом является то, что с ним несоизмеримо возросло коллективное мастерство и производительность труда во всех сферах нашей жизни. То, что не под силу было самому расторопному кустарю, стало под силу артельному, фабричному, заводскому объединению. Промышленное производство сделало товары, некогда считавшиеся предметами роскоши, общедоступными. Выше мы уже приводили примеры с телевизорами, но можно привести и примеры с любым домашним предметом, хотя бы и с самими домами, с квартирами, с их оборудованием, освещением и отоплением. Таких ванных комнат, которыми нынче оборудованы самые обычные городские квартиры, не было у дворян и бояр, даже у принцессы Цербстской, то бишь Екатерины Великой.

Всеми современными благами, а также неимоверно возросшими потребностями мы обязаны развитию промышленных форм общественного производства.

В условиях развитого хозяйства, естественно, возросло значение денег — этого необходимого средства товарообмена. Деньги спрятали, укрыли усилия, затраченные на изготовление того или иного продукта и товара. Они свели их к номинальному символическому знаку: столько-то бумажек такого-то рисунка за такую-то вещь. Знаки эти и их количество могут резко отличаться в зависимости от местности, от страны, от фирмы, изготовившей товар, в то время как сам товар будет одинаковым. Так оказалось, что самое существенное в вещи — ее жизненная необходимость — постепенно перестало быть определяющим в оценке людей. Все большую значимость таким образом приобретали даже не столько материальные и духовные ценности, сколько их рыночная стоимость.

Деньги изменили человеческие отношения, существовавшие в пору натурального хозяйства. С установлением их мирового господства миллионы людей стали работать не ради создания определенной ценности, которая нужна и важна самому создателю или другим людям, а ради того, чтобы получить денежные знаки, с помощью которых можно удовлетворить свои потребности.

Деньги же стали постепенно основным регулятором, который разжигает аппетит или сдерживает стремления к обладанию всякого рода достоянием. В эксплуататорских обществах наличие денег или их отсутствие меньше всего связано с личным трудовым вкладом человека в общественную мошну. Напротив, основными капиталами всегда владели люди, не умеющие ни хлеб вырастить, ни дом поставить, ни ребенка выучить, ни больного вылечить.

Только социалистическое общество сделало своим принципом народную установку: «Кто не работает — не ест», «От каждого — по способностям, каждому — по труду». Это значит, что и наши потребности могут удовлетворяться в зависимости от того, как мы трудимся на общую пользу.

Правда, при социализме сохраняется различие в характере труда и в том, как он вознаграждается. Критерием здесь служит признаваемая государством общественная надобность данной работы и степень мастерства ее исполнителя. Однако и при равных заработках характер потребностей и способ их удовлетворения нередко различаются самым решительным образом. Вот тут и проявляется личность со всеми своими врожденными и воспитанными свойствами.

Рассмотрим несколько наиболее типичных вариантов домашней экономики. Ну, прежде всего наиболее распространенный, связанный с народными традициями. Не будет особым затруднением его воспроизвести. Все доходы добываются честным, добросовестным трудом. Цель его — обеспечить себя и семью всем необходимым для жизни и реализовать свое профессиональное умение. За лишним рублем в такой семье не гонятся, но и от заслуженной премии не отказываются. К дому, ко всему, что в нем есть ценного, относятся бережливо, но не коленопреклоненно. Нет погони за эффектными безделушками, вещи предпочитаются долгосрочные, надежные, чтобы служили честно, как и их владельцы. Люди из такого дома, как правило, составляют прочный костяк и трудового коллектива, и родственного клана. Они трудятся, чтобы жить достойно, и живут достойно, чтобы трудом своим украсить жизнь.

Именно на них держится благополучие и материальное и моральное любой нации, они — словно земля, из которой произрастают и хлеб, и простые ромашки, и разные экзотические цветы. До той поры, пока масса тружеников держится разумной и честной установки, у народа есть свет впереди, как бы ни были тяжки данные времена. Но если разрушить этот плодоносящий слой, развратить его жадностью, своекорыстием, суетной погоней за призрачными ценностями, тогда и все общество обречено на крушение.

Есть и другие формы ведения домашнего хозяйства, в которых переплетены сложные отношения к собственному труду и к плодам труда чужого. Это встречается в семьях, члены которых озабочены реализацией прежде всего своих творческих способностей. Дом и все заботы, с ним связанные, имеют подчиненное значение: они лишь средства для осуществления больших жизненных планов. Соответственно этой цели будет вестись и домашнее хозяйство. Дело требует воздержания, скромности, даже аскетизма — пожалуйста, готовы. Палатка для жилья, консервы, зуд комариный, вместо соловьев,— нет проблем. Точно так же не смущает преображение в модный костюм из штормовки для какого-нибудь торжества, общественного собрания. Не вызывают особых эмоций роскошные апартаменты гостиниц, уютные кабинеты в собственных квартирах и даже кофе в постель. Все возможно и приемлемо, поскольку не самое главное. Лишь бы не мешало, не отрывало от дела.

Третья жизненная установка: прожить безбедно, в свое удовольствие. Значит, и работа, и домашние условия будут оцениваться именно по этой шкале. Все, что приносит пользу: удобства, комфорт, будет равно важно и желанно: то ли успех на службе, то ли красивая вещь, вкусная пища, интересная книга, увлекательный спектакль. И уж, конечно, самоограничения, трудности воспринимаются как беда, переживаются тяжко. Терпеть их можно только в надежде на скорую и полную компенсацию: новым назначением, квартирой, машиной и прочими благами.

Четвертая ситуация: семья, у которой главная жизненная цель — накопить побольше денег и дорогих вещей, чтобы чувствовать свою власть и силу, чтобы не знать забот о черном дне. Ради этого можно свои сегодняшние нужды и желания завязать в тугой узел. А то и увеличивать домашнюю мошну за счет сторонних приработков, не всегда достойных и чистых. Работа оценивается исключительно «приваром», домочадцы — своим вкладом или расходом. Про эту экономику можно сказать, что она самая расточительная при вечной скаредности. Тратятся годы в ожидании грядущих веселых щедрых лет. Но именно такие потребности не знают насыщения. В русском народе про такую страсть обычно говорят: прорва! Что ни дай, ни получи — все мало. Утрачивается вкус истинных человеческих ценностей: любви, дружбы, заботы друг о друге. Все закрывают собой вещи и деньги. Они — кумиры. Именно такую жизненную установку именуют мещанством, которое не может быть аттестовано наличием определенных вещей, но только отношением к ним. К сожалению, с ростом общего благосостояния заметно возросла эта категория людей. Впрочем, разговор о них — дальше.

А может быть установка прямо противоположная этой. Все материальные интересы сведены к минимуму, нет и честолюбивых стремлений. Люди хотят прожить тихо, скромно, в любви, согласии, внимании друг к другу. И работа, и хозяйство воспринимаются как средства для вот такого независимого, достойного, честного, но несколько отстраненного существования.

Бывает «богемная» семья. Тогда в доме будет шум и гам, дым коромыслом, дорогие книги, украшения, цветы и картины, обильные застолья в праздники и сухомятка в будни, самые-самые эффектные, ни на что привычное не похожие вещи.

И наконец, семейство, вовсе лишенное какого бы то ни было собственного взгляда на вещи и жизнь. Тогда его позицией, если только здесь применимо такое слово, становится мода, подражание тем, кто впереди, кто на виду. И не важно, чем достигается это первенство и преимущество. В таком семействе и работа, и домашний быт будет трясти и лихорадить вечная погоня за очередным кумиром. Модно быть физиком, будут жилы тянуть, чтобы «приобщиться», стать физиком при явных способностях, скажем, к биологии, и наоборот. Модно ходить в отребье, будут платить за чужие обноски бешеные деньги, отказывая себе в самом необходимом. Модно отращивать волосы — перестанут стричься, когда изменится пристрастие — обреются наголо. И так в суете протянут всю жизнь. Впрочем, зачем мы перечисляем возможные варианты подобных превращений. Достаточно вспомнить знаменитую Эллочку-людоедку из романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и образ готов.

В абсолютно чистом виде подобные ситуации встречаются не так уж и часто. Гораздо чаще — смешанные типы семейства и их жизненно экономической позиции. Более того, при внимательном анализе возникает такое впечатление, что есть и некая возрастная закономерность в том, как люди ведут свои домашние дела. Подражание, свойственное, как известно, по преимуществу подростковому возрасту, наиболее распространено в семьях с малым супружеским стажем («подростков»), И это естественно: свой стиль еще не выработался, а стиль родителей повторять не хочется. Вот и пробуют то один, то другой вариант бытия.

И богемные замашки — возрастная «болезнь» молодой семьи. В пору же, когда устанавливаются крепи и в служебных делах, и в домашнем быту, начинают появляться настроения, которые можно было бы назвать эпикурейскими: во всем люди ищут и находят удовольствие. Позднее потихоньку крен делается в сторону профессиональных достижений и интересов, бытовые проблемы отходят на третий план. Когда намечается спад трудовой энергий, все больше хочется тишины, душевного тепла и уюта. И наконец, когда все земные страсти испробованы, испытаны, некоторые люди, особенно пожилые, в вещах, драгоценностях находят замену живым радостям и отношениям. Недаром скупость в воображении художников накрепко связана со старостью физической и оскудением душевным.

Молодость, зрелость и т. д.— понятия относительные, мы уже с вами это обсуждали. Теперь нам важно помнить, всякому овощу — свое время. Когда семья до скончания дней гоняется за призраками моды, это значит — она так и не вышла из подросткового состояния, осталась духовно незрелой, несмотря на возраст домочадцев. Когда семья, Только-только возникшая, все оценивает в рублях-копейках, значит, сошлись старички, даже если по паспорту молодоженам двадцать лет.

Подвижность наших натур может существенно влиять и на характер ведения домашней экономики. Сложилась у вас, к примеру, полезная и достойная привычка бережливого отношения к плодам собственного и чужого труда — к вещам и деньгам. Однако незаметно для вас самих бережливость перерастает в скопидомство, скаредность. И вот уже добродетельная черта «перевернулась» в свою противоположность — в серьезный моральный дефект. Точно так же широта души, бескорыстие могут обернуться бездумным мотовством, которое иных приводит к унизительному положению вечного должника.

— Что ж, значит, необходимо запасаться впрок молчалинскими добродетелями — «умеренностью и аккуратностью»?

— Умеренность — добродетель, утверждавшаяся всеми знатоками человеческой натуры и общественного устройства. Однако не в молчалинском понимании ограниченности, определяемой социальными возможностями. «В чинах мы небольших» — вот истинный мотив его скромности. А уж когда такой доберется до больших чинов, он сбросит, как поношенный сюртук, всякую скромность и развернется во всю ширь.

Подлинная нравственная воздержанность и умеренность предполагают самоограничение тех, кто имеет большие возможности удовлетворить свои потребности, но сознательно ограничивает себя в целях собственного физического здоровья и в целях справедливости, заботы о ближних и дальних людях. Потому что уже известно: если ты берешь себе с избытком, значит, у кого-то не будет и необходимого.

Повторим, личность, ее природные и воспитанные установки определяют, в конце концов, будет ли домашняя экономика целенаправленной или хаотичной, расточительной или бережливой, скопидомной или аскетичной, помогающей человеку развиться или закрепощающей его в тисках материальных забот. «Хочу, могу, должен» — какое содержание мы вкладываем в эти понятия, таково будет и наше отношение к доходам и расходам. Насколько наше «хочу» соотносится с «могу» и «должен», настолько мы сами будем удовлетворены тем, как ведется наше домашнее хозяйство.